Неточные совпадения
«Никакой надобности, — подумала она, — приезжать человеку проститься с тою женщиной, которую он любит, для которой хотел
погибнуть и погубить себя и которая не может жить без него. Нет никакой надобности!» Она сжала губы и опустила блестящие глаза на его руки с напухшими жилами, которые медленно потирали одна
другую.
И в одиночестве жестоком
Сильнее страсть ее горит,
И об Онегине далеком
Ей сердце громче говорит.
Она его не будет видеть;
Она должна в нем ненавидеть
Убийцу брата своего;
Поэт
погиб… но уж его
Никто не помнит, уж
другомуЕго невеста отдалась.
Поэта память пронеслась,
Как дым по небу голубому,
О нем два сердца, может быть,
Еще грустят… На что грустить?..
Мне как раз представилось, как трагически
погиб поручик Потанчиков, наш знакомый,
друг твоего отца, — ты его не помнишь, Родя, — тоже в белой горячке и таким же образом выбежал и на дворе в колодезь упал, на
другой только день могли вытащить.
Пусть даже половина людей
погибнет, сойдет с ума, только бы
другая вылечилась от пошлой бессмысленности жизни.
Клим Самгин подумал: упади она, и
погибнут сотни людей из Охотного ряда, из Китай-города, с Ордынки и Арбата, замоскворецкие люди из пьес Островского. Еще большие сотни, в ужасе пред смертью, изувечат, передавят
друг друга. Или какой-нибудь иной ужас взорвет это крепко спрессованное тело, и тогда оно, разрушенное, разрушит все вокруг, все здания, храмы, стены Кремля.
Между прочим, он сказал, что вместе с этой шкуной выстроена была и
другая, точно такая же, ее «sistership», как он выразился, но что та
погибла в океане, и с людьми.
Россия
погибает от централистического бюрократизма с одной стороны и темного провинциализма с
другой.
Но Россия новая, грядущая имеет связь с
другими, глубокими началами народной жизни, с душой России, и потому Россия не может
погибнуть.
Слушай: если два существа вдруг отрываются от всего земного и летят в необычайное, или по крайней мере один из них, и пред тем, улетая или
погибая, приходит к
другому и говорит: сделай мне то и то, такое, о чем никогда никого не просят, но о чем можно просить лишь на смертном одре, — то неужели же тот не исполнит… если
друг, если брат?
Любопытно, что козуля охотно мирится с присутствием
других животных и совершенно не выносит изюбра. В искусственных питомниках при совместной жизни она
погибает. Это особенно заметно на солонцах. Если такие солонцы сперва разыщут козы, они охотно посещают их до тех пор, пока не придут олени. Охотники неоднократно замечали, что, как только на солонцах побывают изюбры, козули покидают их на более или менее продолжительное время.
Утром 25 сентября мы распрощались с Такемой и пошли далее на север. Я звал Чан Лина с собой, но он отказался. Приближалось время соболевания; ему надо было приготовить сетку, инструменты и вообще собраться на охоту на всю зиму. Я подарил ему маленькую берданку, и мы расстались
друзьями [В 1925 году Чан Лин трагически
погиб там же, на реке Такеме, в местности Илимо.].
Не любит романский мир свободы, он любит только домогаться ее; силы на освобождение он иногда находит, на свободу — никогда. Не печально ли видеть таких людей, как Огюст Конт, как Прудон, которые последним словом ставят: один — какую-то мандаринскую иерархию,
другой — свою каторжную семью и апотеозу бесчеловечного pereat mundus — fiat justicia! [пусть
погибнет мир, но да свершится правосудие! (лат.)]
Рассказ мой о былом, может, скучен, слаб — но вы,
друзья, примите его радушно; этот труд помог мне пережить страшную эпоху, он меня вывел из праздного отчаяния, в котором я
погибал, он меня воротил к вам. С ним я вхожу не весело, но спокойно (как сказал поэт, которого я безмерно люблю) в мою зиму.
В два года она лишилась трех старших сыновей. Один умер блестяще, окруженный признанием врагов, середь успехов, славы, хотя и не за свое дело сложил голову. Это был молодой генерал, убитый черкесами под Дарго. Лавры не лечат сердца матери…
Другим даже не удалось хорошо
погибнуть; тяжелая русская жизнь давила их, давила — пока продавила грудь.
Пятнадцать лет тому назад, будучи в ссылке, в одну из изящнейших, самых поэтических эпох моей жизни, зимой или весной 1838 года, написал я легко, живо, шутя воспоминания из моей первой юности. Два отрывка, искаженные цензурою, были напечатаны. Остальное
погибло; я сам долею сжег рукопись перед второй ссылкой, боясь, что она попадет в руки полиции и компрометирует моих
друзей.
В самой пасти чудовища выделяются дети, не похожие на
других детей; они растут, развиваются и начинают жить совсем
другой жизнью. Слабые, ничтожные, ничем не поддержанные, напротив, всем гонимые, они легко могут
погибнуть без малейшего следа, но остаются, и если умирают на полдороге, то не всё умирает с ними. Это начальные ячейки, зародыши истории, едва заметные, едва существующие, как все зародыши вообще.
— Без организации, без оружия, без людей, без открытой границы, без всякой опоры выступить против сильной военной державы и продержаться с лишком год — такого примера нет в истории… Хорошо, если б
другие народы переняли. Столько геройства не должно, не может
погибнуть, я полагаю, что Галиция готова к восстанию?
Время шло. Над Егоркой открыто измывались в застольной и беспрестанно подстрекали Ермолая на новые выходки, так что Федот наконец догадался и отдал жениха на село к мужичку в работники. Матренка, с своей стороны, чувствовала, как с каждым днем в ее сердце все глубже и глубже впивается тоска, и с нетерпением выслушивала сожаления товарок. Не сожаления ей были нужны, а развязка. Не та развязка, которой все ждали, а совсем
другая. Одно желание всецело овладело ею:
погибнуть, пропасть!
Болело ли сердце старика Сергеича о погибающем сыне — я сказать не могу, но, во всяком случае, ему было небезызвестно, что с Сережкой творится что-то неладное. Может быть, он говорил себе, что в «ихнем» звании всегда так бывает. Бросят человека еще несмысленочком в омут — он и крутится там. Иной случайно вынырнет,
другой так же случайно
погибнет — ничего не поделаешь. Ежели идти к барыне, просить ее, она скажет: «Об чем ты просишь? сам посуди, что ж тут поделаешь?.. Пускай уж…»
Начались аресты
друзей, и некоторые
друзья, депортированные в Германию в качестве политических,
погибли там в очень трагической обстановке.
Любовь Андреевна(тихо плачет). Мальчик
погиб, утонул… Для чего? Для чего, мой
друг. (Тише.) Там Аня спит, а я громко говорю… поднимаю шум… Что же, Петя? Отчего вы так подурнели? Отчего постарели?
В одно из наводнений
погиб бык, в
другое — лошадь.
Не лучше ли объяснить это странное обстоятельство тем, что выводка, у которой мать как-нибудь
погибла, разбегается и присоединяется к
другим выводкам, старшим или младшим, как случится?
Наконец, судна нашего правитель, более нежели все
другие к опасностям морских происшествий обыкший, взиравший поневоле, может быть, на смерть хладнокровно в разных морских сражениях в прошедшую турецкую войну в Архипелаге, решился или нас спасти, спасаяся сам, или
погибнуть в сем благом намерении: ибо, стоя на одном месте,
погибнуть бы нам должно было.
Старшина рассказал мне, что однажды, в бытность его еще молодым человеком, он в лодке с тремя
другими орочами попал в такой смерч. Он подхватил лодку, завертел ее, поднял на воздух и затем снова бросил на воду. Лодка раскололась, но люди не
погибли. Помощь оказали
другие лодки, находившиеся поблизости.
Но чуть только он увидит, что его сознательно не боятся, что с ним идут на спор решительный, что вопрос ставится прямо — «
погибну, но не уступлю», — он немедленно отступает, смягчается, умолкает и переносит свой гнев на
другие предметы или на
других людей, которые виноваты только тем, что они послабее.
— Я не могу так пожертвовать собой, хоть я и хотел один раз и… может быть, и теперь хочу. Но я знаю наверно, что она со мной
погибнет, и потому оставляю ее. Я должен был ее видеть сегодня в семь часов; я, может быть, не пойду теперь. В своей гордости она никогда не простит мне любви моей, — и мы оба
погибнем! Это неестественно, но тут всё неестественно. Вы говорите, она любит меня, но разве это любовь? Неужели может быть такая любовь, после того, что я уже вытерпел! Нет, тут
другое, а не любовь!
Иные
погибали там,
другим удавалось получить за храбрость первый офицерский чин и уйти в отставку.]
— Именно! Я вас очень люблю, Рязанов, за то, что вы умница. Вы всегда схватите мысль на лету, хотя должна сказать, что это не особенно высокое свойство ума. И в самом деле, сходятся два человека, вчерашние
друзья, собеседники, застольники, и сегодня один из них должен
погибнуть. Понимаете, уйти из жизни навсегда. Но у них нет ни злобы, ни страха. Вот настоящее прекрасное зрелище, которое я только могу себе представить!
Хотя я много читал и еще больше слыхал, что люди то и дело умирают, знал, что все умрут, знал, что в сражениях солдаты
погибают тысячами, очень живо помнил смерть дедушки, случившуюся возле меня, в
другой комнате того же дома; но смерть мельника Болтуненка, который перед моими глазами шел, пел, говорил и вдруг пропал навсегда, — произвела на меня особенное, гораздо сильнейшее впечатление, и утонуть в канавке показалось мне гораздо страшнее, чем
погибнуть при каком-нибудь кораблекрушении на беспредельных морях, на бездонной глубине (о кораблекрушениях я много читал).
Я знаю, что
погибла и
других погубила…
— Все, кому трудно живется, кого давит нужда и беззаконие, одолели богатые и прислужники их, — все, весь народ должен идти встречу людям, которые за него в тюрьмах
погибают, на смертные муки идут. Без корысти объяснят они, где лежит путь к счастью для всех людей, без обмана скажут — трудный путь — и насильно никого не поведут за собой, но как встанешь рядом с ними — не уйдешь от них никогда, видишь — правильно все, эта дорога, а — не
другая!
Случалось, что в таком положении сонного его заливало дождем, засыпало пылью, а несколько раз, осенью, даже буквально заносило снегом; и если он не
погиб преждевременною смертью, то этим, без сомненья, был обязан заботам о своей грустной особе
других, подобных ему, несчастливцев и главным образом заботам веселого пана Туркевича, который, сильно пошатываясь, сам разыскивал его, тормошил, ставил на ноги и уводил с собою.
— Не особенно. Обращаюсь к нему при случае, как и вообще ко всем, кто может помочь. Ах, мой
друг, так нам тяжело, так тяжело! Ты представь себе только это одно: захотят нас простить — мы живы; не захотят —
погибли. Одна эта мысль… ах!
Мне надо было бы этим случаем графской милости пользоваться, да тогда же, как монах советовал, в монастырь проситься; а я, сам не знаю зачем, себе гармонию выпросил, и тем первое самое призвание опроверг, и оттого пошел от одной стражбы к
другой, все более и более претерпевая, но нигде не
погиб, пока все мне монахом в видении предреченное в настоящем житейском исполнении оправдалось за мое недоверие.
— Не по вине моей какой-нибудь, — продолжал он, —
погибаю я, а что место мое надобно было заменить господином Синицким, ее родным братом, равно как и до сих пор еще вакантная должность бахтинского городничего исправляется
другим ее родственником, о котором уже и производится дело по случаю учиненного смертоубийства его крепостною девкою над собственным своим ребенком, которого она бросила в колодезь; но им это было скрыто, потому что девка эта была его любовница.
—
Друг мой,
друг мой, ну пусть в Сибирь, в Архангельск, лишение прав, —
погибать так
погибать! Но… я
другого боюсь (опять шепот, испуганный вид и таинственность).
—
Друг мой, да ведь это не страх. Но пусть даже меня простят, пусть опять сюда привезут и ничего не сделают — и вот тут-то я и
погиб. Elle me soupçonnera toute sa vie… [Она будет меня подозревать всю свою жизнь… (фр.)] меня, меня, поэта, мыслителя, человека, которому она поклонялась двадцать два года!
— Я
погиб! Cher, — сел он вдруг подле меня и жалко-жалко посмотрел мне пристально в глаза, — cher, я не Сибири боюсь, клянусь вам, о, je vous jure [я вам клянусь (фр.).] (даже слезы проступили в глазах его), я
другого боюсь…
У одного старца ты утопил блюдо, у
другого удавил сына и разрушил потом пустое здание?..» Тогда ему ангел отвечал: «Мне повелел это бог: блюдо было единая вещь у старца, неправильно им стяжанная; сын же
другого, если бы жив остался, то великому бы злу хотел быть виновен; а в здании пустом хранился клад, который я разорил, да никто, ища злата, не
погибнет здесь».
— Почему же
погибли? — продолжал утешать Аггея Никитича Егор Егорыч. — Вы такой добрый и душевный человек, что никогда не
погибнете, и я вот теперь придумываю, какое бы вам
другое место найти, если это, кроме семейных причин, и не по характеру вам.
Лучше
погибнуть одному человеку, чем всему народу, говоришь ты, как Каиафа, и подписываешь одному, и
другому, и третьему человеку смертный приговор, заряжаешь ружье на этого долженствующего для блага общего
погибнуть человека, сажаешь его в тюрьму, отбираешь у него его имущество.
Она видела, что всё
погибло, что свекор горячо полюбил невестку, что сбылись ее предсказания, что приворотила старика городская прощелыга, и что теперь нечего
другого делать, как спровадить молодых поскорее в Уфу и без них приняться уже за какую-нибудь хитрую работу.
Один вскоре
погиб, а
другой, особенно любимый господином, по имени Николай, сделался любимцем знаменитого бунтовщика Чики, бывшего в свою очередь любимцем Пугачева.
—
Друг, я
погибаю… — трагически прошептал Пепко, порываясь идти за ней. — О ты, которая цветка весеннего свежей и которой черных глаз глубина превратила меня в чернила… «Гафиз убит, а что его сгубило? Дитя, свой черный глаз бы ты спросила»… Я теперь в положении священной римской империи, которая мало-помалу, не вдруг, постепенно, шаг за шагом падала, падала и, наконец, совсем разрушилась. О, моя юность, о, мое неопытное сердце…
— Невинные восторги первого авторства
погибают в неравной борьбе с томящей жаждой получить первый гонорар, — резюмировал Пепко мое настроение: — тут тебе и святое искусство, и служение истине, добру и красоте, и призвание, и лучшие идеи века, и вклад во всемирную сокровищницу своей скромной лепты вдовицы, и тут же душевный вопль: «Подайте мне мой двугривенный!» Я уверен, что литература упала, — это факт, не требующий доказательств, — от двух причин: перевелись на белом свете меценаты, которые авторам давали случаи понюхать, чем пахнет жареное, а с
другой — авторы нынешние не нюхают табака.
Судьба Зотушки, любимого сына Татьяны Власьевны, повторяла собой судьбу многих
других любимых детей — он
погиб именно потому, что мать не могла выдержать с ним характера и часто строжила без пути, а еще чаще миловала.
Решено:
Она умрет — я прежней твердой воле
Не изменю! Ей, видно, суждено
Во цвете лет
погибнуть, быть любимой
Таким, как я, злодеем, и любить
Другого… это ясно!.. как же можно жить
Ей после этого!.. ты, бог незримый,
Но бог всевидящий — возьми ее, возьми;
Как свой залог тебе ее вручаю —
Прости ее, благослови —
Но я не бог, и не прощаю!..
Я ваш ответ предупрежду, пожалуй:
Я здесь давно знаком; и часто здесь, бывало,
Смотрел с волнением немым,
Как колесо вертелось счастья.
Один был вознесен,
другой раздавлен им,
Я не завидовал, но и не знал участья:
Видал я много юношей, надежд
И чувства полных, счастливых невежд
В науке жизни… пламенных душою,
Которых прежде цель была одна любовь…
Они
погибли быстро предо мною,
И вот мне суждено увидеть это вновь.
Были бы целы два любимых генерала Шелеметев и Шаликов, был бы цел мой молодой
друг, товарищ по юнкерскому училищу подпоручик Николин: он
погиб благодаря своему росту в самом начале наступления, пуля попала ему в лоб.